Речи к русской нации

muravjev_BEST black_mini_2Муравьëв А.Н. Речи к русской нации // Теоретический журнал Credo New, №3, 2011. С.283-285.

Фихте И.Г. Речи к немецкой нации (1808) / Иоганн Готлиб Фихте. М.: «Канон+» РООИ «Реабилитация», 2008. 336 с. – ISBN 978-5-88373-144-9. Фихте И.Г. Речи к немецкой нации / И.Г. Фихте; пер. А.А. Иваненко. – СПб.: Наука, 2009. 349 с. (Сер. «Слово о сущем»). – ISBN 978-5-02-026353-6.

К двухсотлетию выхода в свет «Речей к немецкой нации» Иоганна Готлиба Фихте в Москве и Санкт-Петербурге А.К. Судаковым и А.А. Иваненко независимо друг от друга были осуществлены первые переводы этой работы на русский язык. Оба перевода были вскоре опубликованы в хорошо известных не только специалистам по философии сериях «История философии в памятниках» и «Слово о сущем». Время и место этих значительных культурных событий, действие которых будет, несомненно, столь же продолжительным, сколь благотворным, на наш взгляд, отнюдь не случайны.

Нельзя не заметить, что русский дух не спешил с переводом на русский знаменитых речей Фихте, выдержавших в течение одного лишь XIX века сорок (!) переизданий на родном языке. Для чего же понадобилось то немалое время, которое прошло между первым немецким и первыми русскими изданиями этого произведения, предназначенного мыслителем для широкой публики? Надо думать, для того, чтобы стало ясно, как Солнце, что абстрактные крайности немецкого национализма и советского интернационализма являются не настоящей духовной реальностью, но искусственно созданным мифами, сильно возбуждающими и более или менее быстро выдыхающимися. После того, как сама история в XX столетии доказала, что особенное без всеобщего, равно как и всеобщее без особенного существовать не могут, вопрос о природе наций, поставленный еще Джамбаттистой Вико, перестал быть только отвлеченной теоретической проблемой, предполагающей наличное бытие своего предмета. Ныне на него необходим уже практический ответ в строжайшем смысле слова, ибо понятие нации лишь теперь впервые может выступить как объективная реальность в духе народа, действительно способного стать нацией. Чтобы на деле, а не на словах быть нацией, этот народ должен развить ту потенциально всеобщую особенность, которой он обладает, до актуальной всеобщности своего разумного отношения к природе, к себе самому и к другим народам. Это означает, что ему предстоит разрешить вполне созревшее в ходе истории объективное противоречие общества и государства, выражающее себя в форме предельно напряженной классовой противоположности между трудом и капиталом, управляемыми и управляющими. Поскольку к третьему тысячелетию христианской эры указанная противоположность уже успела обрести эмпирически-всеобщий, т.е. всемирный, или, как теперь говорят, глобальный характер, постольку тем самым впервые будет замкнут круг системы мировых эпох и конец истории мира реально соединится в идее истории с ее истинным началом.

Фихте, безусловно, не ошибался, считая немцев изначально-всеобщим народом, подобным древним грекам. Однако, поскольку всеобщее как таковое есть не только абстрактное начало, но и конкретный результат саморазвития, он ошибся, адресуя свои речи к немецкой нации. Оказалось, что немецкий народ способен заново родиться, т.е. стать нацией, лишь идеально, в воображении, отчего его попытки путем военной экспансии сделать свое особенное бытие всеобщей реальностью не могли не обернуться националистическим выкидышем с печально-памятными последствиями для немцев и тех, кому они хотели навязать свой «новый порядок». Таким образом, сам процесс исторической действительности исправил ошибку Фихте. Раскрытие тем же процессом несостоятельности отечественной попытки решить национальный вопрос путем партийного постановления о возникновении так называемого «советского народа» произошло в Нагорном Карабахе, Оше, Вильнюсе и, наконец, в Беловежской пуще. Вот почему истинный адресат пламенных речей великого философа, вовсе не канувших в прошлое, именно в настоящее время получил возможность на своем языке воспринять это произведение, исключительно важное для его будущего, самоотверженную борьбу за которое с французами, немцами и иными самозваными нациями он ведёт уже довольно давно.

Не случаен, конечно, и тот факт, что русские переводы фихтевских речей были созданы и изданы сразу в двух главных городах России. Это обстоятельство не просто увеличило количество экземпляров книги, указывающей верное средство для выхода нашей страны из критической ситуации, во многом аналогичной той, в какой двести лет назад находилась оккупированная наполеоновской Францией Германия. Культурное различие Москвы и Санкт-Петербурга, который продолжает быть ее продуктивной альтернативой, выразительно сказалось на стиле самих переводов и характере аналитических статей, написанных переводчиками. Если издание, подготовленное А.К. Судаковым, явно окрашено женственно-мягким церковно-религиозным настроем первопрестольной, то труд А.А. Иваненко, напротив, вдохновлен мужественно-строгим научно-философским пафосом северной столицы. Последний, конечно, более близок духу самого Фихте, ибо то, что в его речах последовательное развертывание мысли под конец уступает место назидательной риторике представления, было вызвано в первую очередь состоянием немецкой публики, к которой обращался оратор. Поскольку же русскому духу философский пафос присущ не в меньшей степени, чем религиозный, можно с уверенностью прогнозировать, что оба перевода найдут в России своих благодарных читателей, ибо ими раньше или позже станут все, кто всерьез заинтересуется насущной проблемой национального самоопределения нашего народа.